Еще один правительственный эксперт Г.

Восток россии миграции и диаспоры в переселенческом обществе - В.И. Дятлов

Назад 23 Вперед

Еще один правительственный эксперт Г.К. Гинс в конце имперского периода широко трактовал задачу «колонизации», понимая ее как «культурное воздействие европейских народов на азиатские государства» или систему мер, направленных «к скорейшему экономическому и культурному развитию отста­лых частей государства», культурное развитие «незаселенных или слабозаселенных пространств». «У нас есть переселенче­ская политика, но нам нужна политика колонизационная»,

—  призывал он[39]. «Переселение» в таком случае чаще всего предполагало наличие естественного миграционного потен­циала у населения, стремившегося решить свои частные про­блемы. «Колонизация» же была связана в большей степени с имперской политикой и искусственными мерами регуляции переселенческих потоков. Она была направлена не только на удержание завоеванных территорий, но, главным образом, на расширение пространства самой «Русской земли». Вместе с тем, как заметил один из имперских экспертов по Дальнему Востоку полковник Генерального штаба Л.М. Болховитинов, военно-политические задачи укрепления восточных границ и выселение из Европейской России малоземельных крестьян, чтобы заселить «окраинные пустыри», привели к тому, что «колонизация переплелась с переселением»[40].

Констатируя начало массового движения крестьян за Урал (рост в 1907 г. почти в три раза по сравнению с предыдущим годом), главноуправляющий Землеустройством и Земледели­ем кн. Б.А. Васильчиков призвал переменить «переселение» на «заселение». На первый план он выдвинул уже не столько аграрные или даже социальные меры, а задачи геополитиче­ские и национальные. Во-первых, это было следствием «про­буждения» Китая и поражения в Русско-японской войне. Правительственное внимание было переключено на дальне­восточные области и Забайкалье. «Эта богатая пустыня непо­средственно граничит с такими перенаселенными странами и государствами, как Китай и Япония, — напомнил он депута­там Государственной думы, — и мы уже имеем определенные данные о тех мероприятиях, которые так называемый «дрем­лющий Китай» предпринимает для заселения смежных с нами областей»[41]. Во-вторых, должна была измениться ситуация с землевладением в самой Сибири, где население «свыклось с идеей о безграничном земельном просторе, и потому всякое заселение новым пришлым элементом соседних с ним земель сибиряки склонны считать нарушением ежели не своих прав, то, во всяком случае, своих интересов. Лозунг «Сибирь для сибиряков», — констатировал глава земельного ведомства, — широко проник во все слои и группы местного населения. От­сюда вытекает и совершенно определенно выраженная недо­брожелательность к переселению; выражаясь в низших, менее культурных, слоях подчас прямым насилием против мирного пришлого населения, в более культурных слоях это же настро­ение выражается в форме огульного порицания всей пересе­ленческой политики Правительства и противопоставления ей особой сибирской политики», требующей признания земель­ного приоритета за сибирскими старожилами и инородцами[42]. В-третьих, заселение инородческих земель и меры по седен- теризации кочевников вводили миграционное движение рус­ских крестьян в поле национальных проблем, обостряя их и на азиатских окраинах империи. Между тем межевание земель было процессом длительным (окончания можно было ожидать не ранее 1930 г.), а крестьяне-переселенцы не могли и не хоте­ли ждать, что вынуждены было признать и правительственные чиновники. Народное движение за Урал было воспринято как программное правительством П.А. Столыпина: «Важнейшим в Сибири государственным делом является переселение. Бога­тая всем, кроме людей, Сибирь только в приливе сюда живой русской рабочей силы может найти полноту хозяйственной и культурной жизни. Все остальное: быт старожилов, киргиз, ка­заков, лесные и горные промыслы, земские и городские дела

Назад 23 Вперед