Исследование эмигрантской прессы 19191939 гг.

Русскоязычный человек в иноязычном окружение - Е. Протасовой

Назад 68 Вперед

Исследование эмигрантской прессы 1919-1939 гг. может осуществляться по разным направлениям. Я сосредоточусь на обосновании изучения лингвопраг­матических особенностей по некоторым, с моей точки зрения, интересным и актуальным аспектам. Эмигрантская публицистика предстаёт как своеобразное зеркало, «отражающее» жизнь (и соответственно язык) русских в рассеянии. По моим наблюдениям, основанным на выписках из эмигрантских газет, журналов, листков разной политической направленности, изданных в 1919-1939 гг. (здесь я не привожу достаточно обширный список проанализированных мною источ­ников, ограничусь лишь указанием на свою картотеку, насчитывающей около 1 000 000 словоупотреблений), прагматические (в широком смысле) особенно­сти русскоязычной прессы определяли характер построения высказывания, графические, лексические, орфографические и иные способы языкового выра­жения. Эти особенности можно сфокусировать таким образом: эмигрантская публицистика 1) как «зеркало» самоидентификации, 2) как показатель и крите­рий адаптации, 3) как «зеркало» интенций (намерений). Эти аспекты присутст­вуют в эмигрантских изданиях в разной пропорции: в анархических и лево­коммунистических газетах ведущими являются 2 и 3 аспекты, в монархических

-    1 и 3, в либерально-демократических - 1 и 2.

1.   Публицистика как «зеркало» самоидентификации. Я рассмотрю данный аспект на примере нескольких важных категорий в эмигрантской прессе:

а)  самоименование. Одной из самых больших трудностей, с которыми столк­нулись русскоязычные, оказавшись за границей, были не только материальные лишения, но и стремление понять, обозначить свое место, свой статус, свою роль как в собственных глазах, так и в общественном мнении стран, принявших русских беженцев; одним словом, проблема Имени, (само)именования встала перед ними в полный рост. Почти 20 лет русскоязычные отказывались от име­нования «эмигрант», видя в нем негативный смысл, поскольку после 1917 года активизировались либо ассоциации с кровью (Французская буржуазная рево­люция 1789 г.), либо с революционным подпольем (в царское время большеви­ки-эмигранты подолгу жили за границей). Только в конце 20-х - 30-е годы XX века, преимущественно в среде русской колонии во Франции, стал употреб­ляться термин «эмигрант» в качестве обобщающего обозначения вместо старых самоименований «беженец», «скиталец», «русские в рассеянии», «беженство», «скитальчество», «обладатели нансеновских паспортов» (временных удостове­рений личности, заменявших паспорта для лиц без гражданства (апатридов) и беженцев; были введены Лигой Наций по инициативе Ф. Нансена (отсюда и на­звание); выдавались на основании Женевских соглашений 1922 г. впредь до при­обретения нового гражданства их владельцами; лица, имевшие такой документ, могли быть допущены на территорию любого из государств - участников Же­невских соглашений) и под.; в дальнейшем термин «эмигрант» широко распро­странился в русском рассеянии по всему миру. В поле внимания русских бе­женцев попали и такие термины, как «белогвардеец, золотопогонник», которые стали важными идеологическими маркерами в советском политическом и язы­ковом дискурсе 20-30 гг. XX в. (подробнее см. [Зеленин 1999а]);

Назад 68 Вперед